Утро на Майдане: цветы, ветер и дым

Патруль терпеливо, но упорно вытесняет за периметр Майдана подвыпившую девчонку. Та сопротивляется, слезливо рассказывает, что «ночь не спала, еле на ногах стоит от усталости». Парни из патруля сочувствуют невыспавшейся бедолаге, но всё равно выводят её за периметр – на Майдане продолжает действовать сухой закон, задача патрулей – нейтрализовать пьяных, асоциалов и карманников (этих тут хватает).

Туристы бродят по пустынному Майдану, вертят головами и фотографируют знаменитую Йолку – она ещё стоит. Портрета Тимошенко на ней уже нет – его сменил более уместный портрет Тараса Шевченко. Плаката «Кременчуг» тоже нет. Жаль.

Возле Йолки лежат гранитные плиты – на них выбиты имена солдат Небесной сотни. Плиты солидные, из полированного гранита. Но положили их пока на простые покрышки – те самые, которые свозили на Майдан со всего Киева. Их привезли так много, что все даже не успели сгореть. Их сложили в аккуратные горки. Мы спросили – зачем? Серьезный дядька скупо ответил: «Могут и пригодиться...»

Очень много цветов – и на Майдане, и на Институтской. Цветы лежат у плит с именами погибших украинцев, возле сцены, вдоль всей Институтской – в тех местах, где в дни массовых расстрелов падали раненные и убитые. Из гвоздик и тюльпанов сложены целые стены. Они даже лежат как кирпичи – цветок к цветку. Смотришь, и понимаешь – сюда несли не 100 гвоздик и 50 тюльпанов. Похоже, сюда принесли 700 килограмм гвоздик и килограммов 300 тюльпанов. Их настолько много, что счет идет не на штуки, а на килограммы. Может, здесь лежит центнер цветов. Странно, именно из-за их количества начинаешь понимать, как сильно коснулось киевлян все случившееся на Майдане.

Где бы ты не стоял на Майдане, взгляд упирается в обуглившийся Дом профсоюзов. Огромная черная коробка, чётко виден очаг возгорания – где-то на уровне 4-5 этажа выгорели и рухнули все перекрытия, но на стене всё ещё висят неубиваемые кондиционеры. К этому обугленному зданию посреди Крещатика взгляд возвращается постоянно. Оно – результат позорной антитеррористической операции, объявленной бывшим министром МВД Захарченко и благословленной Януковичем. Дом профсоюзов жгли целенаправленно – там был Штаб национального сопротивления, кухни, госпиталь, продовольственные склады. Афганцы рассказывали, там сгорели бронежилеты и каски самообороны.

Стоять и смотреть на Дом профсоюзов тяжело. Но тут как раз вовремя из-за отеля «Козацкий» вываливается солнце. На Майдане становится светлей, хотя ветер такой же сильный. И пахнет он старой гарью и свежим дымом – замерзшие патрули жгут в железных бочках дрова, греются.

На сцене появляется священник, затягивает молитву. Из палаток понемногу подтягиваются люди. Слышим запах шкварок и борща. Идем на запах. Видим громадный чан с борщом. Литров 100, наверное. Спрашиваем у серьезных дядек, колдующих возле чана: «Дядя, а как вы рассчитываете норму капусты и мяса на такой бешеный объём жидкости?». «Дядя» отвечает: «Вы же умная женщина, возьмите и посчитайте. Вы же 10-литровую кастрюлю борща варите, норму закладки знаете, ну, так умножьте на 10!».

Так с борща начинается разговор «за жизнь». Жизнь непростая. 100-литровый казан борща варят на кухне Кличко. Дядьки называют её «кухня Виталика». Они его уважают, говорят: чем может, помогает. Но помощи явно не хватает. Как сказал один из кухарей: «Були спонсори. Тепер вони всілися у Верховній Раді. Немає більше спонсорів».

Поток благотворителей действительно оскудел. Так что Майдану нужен хлеб, крупы и другие продукты. Но люди, которые там стоят, говорили не об этом. Они говорили, что не собираются уходить с Майдана, потому что ещё не почувствовали, что началась справедливая жизнь. Их возмущает дележ постов и портфелей в правительстве. И они готовы идти защищать Крым от российских интервентов. Потому что на Майдане считают – Украина неделима, и никто не вправе отщипывать от неё куски.