Боевой прокурор Захаров

Алексей Захаров стал последним природоохранным прокурором Украины: когда ведомство реорганизовали, он как раз был на войне, его не могли уволить

Алексей Захаров – прокурор из Луганской области, около года служивший в зоне АТО. Алексей говорит: и он, и его коллеги из той же прокуратуры отправились воевать по идейным соображениям, а не для корочки «участник АТО». Сейчас луганчанин работает в прокуратуре Кременчуга. Совсем недавно он пытался ее возглавить – принял участие в конкурсе на должность городского прокурора. И по итогам первых трех этапов – онлайн тестирования, занял первое место. О том, с чем ему довелось столкнуться во время службы, и как разворачивались в Луганске события 2014 года, Алексей поделился с «Телеграфом».

– Вы были свидетелем захвата Луганской прокуратуры? Как разворачивались там события?

– Мне выпало «счастье» присутствовать при двух захватах здания прокуратуры в Луганской области. Впечатления, мягко говоря, не самые радужные. Это была толпа из 200-300 человек, которая просто вломилась в здание. После этого помещение было в плачевном состоянии: разбили и унесли все, что можно. Вплоть до того, что у меня украли брюки от формы. Но при этом, после первого захвата у нас еще была возможность вернуться и даже поработать недели две. Во время второго штурма все было организовано: 15-20 человек в военной форме с оружием, слаженный план действий. Было видно, что это профессионалы. Второй захват был относительно корректным, но нам сразу запретили выносить любую технику, любые носители информации.

– Как ваша прокуратура работала в этот период?

– Поначалу был какой-то вакуум: все ждали команды. Мы выезжали на работу в другие районы,  но работа была практически парализована. Вся документация находилась в здании, доступа к ней не было. При этом Киев не всегда понимал сложившейся у нас ситуации. Например, звонят, просят предоставить какую-то информацию. Объясняешь, что не можешь попасть в здание прокуратуры. Спрашивают, почему. Отвечаешь, что его захватили. В ответ слышишь: «А вы не могли бы туда пойти и сказать, что вам нужны такие-то документы». Опять объясняешь, что нет, извините. Повторяют вопрос: «Почему?».

Как раз перед началом войны семья Алексея получила служебную квартиру. Но с ней пришлось распрощаться. Свою семью Алексей перевез на Полтавщину полтора года назад. Здесь живут родители его супруги:

– Все это было как страшный сон: тяжело понять, принять и поверить, – вспоминает он о событиях весны-лета 2014 года. – В конце мая я заставил выехать из Луганска свою семью – жена не хотела уезжать, но я посадил их с дочерью на поезд и отправил к родственникам. Через несколько недель я выехал сам. В то время уже был первый перебой с железнодорожным сообщением. Впечатление было гнетущее: ни на вокзале, ни на дорогах не было машин. Вечером город был пустым – люди старались не выходить из дому. Слышна была артиллерия, работало стрелковое оружие.

«Когда в учебке узнавали, откуда мы, глаза становились квадратными»

– Еще летом 2014 года я принял для себя решение, что если ситуация не стабилизируется, я пойду в армию. Нас была группа коллег-прокуроров – почти 20 человек, разделявших эти взгляды. Но из нас никто не подпадал под закон о люстрации – шли из идейных соображений. У ребят, которые жили в казарме вместе с нами, глаза становились квадратными, когда они узнавали откуда мы. А когда узнавали, кем мы работали до войны, удивлялись еще больше. Сперва думали, что мы приехали на пару недель, чтобы получить статус участника АТО и уехать. Потом еще больше были удивлены, когда поняли, что это не так.

Учебка в Днепропетровской области, куда попали будущие бойцы АТО, оставила о себе неизгладимые впечатления. Приходилось тратить силы не только на постижение военной науки, но и на улучшение жилищных условий:

– Мы приехали в казарму, где во многих окнах просто не было стекол. Матрас  – это какая-то тряпка и два куска ваты. Подушка, одеяло – с чапаевских времен уцелели. Если одеяло без дырки, то оно все в масле или мазуте. Душевая кабинка – одна на 300 человек. Туалет – это отдельная история. Мы долго смеялись, потому что когда туда входишь, надо крикнуть, удостовериться, что сверху, на втором этаже никого нет. Или идти с зонтиком. Немного поднапряглись, сделали ремонт, чтобы можно было хотя бы побриться и помыться.

Алексей, который до войны был офицером запаса, младшим лейтенантом, был назначен командиром взвода. Припоминает, что на войне приходилось сражаться не только с теми, кто по ту линию фронта, но и со своими, военными бюрократами.

– После первого перемирия, в феврале, сразу же на следующий день по войскам поехали комиссии. До линии разграничения они не доезжали – останавливались за 40-50 км. И начались идиотские проверки: почему на розетке не подписано 220В, на тумбе нет инвентаризационного номера, а на улице – полочки для чистки обуви. На минутку: мы жили в спортзале, а тумбы сколотили сами бойцы, чтобы хоть бритву положить было куда.

– С какими экстремальными ситуациями довелось столкнуться во время службы?

– Запомнился январский обстрел в Счастье. Мы как раз выезжали от пограничников, когда закончился первый обстрел, наступило затишье. Прикинули, что орудия успели поостыть, и выехали на центральную улицу. И тут обстрел начался снова. Первый снаряд разорвался по ходу движения автомобиля, метрах в 20-ти от него. Второй – вровень с машиной, третий – сзади. Мы свернули с дороги, ушли от обстрела. Только когда вечером обсуждали с бойцами из 92-й бригады, то поняли, что если бы не мерзлая земля и особенность местности, от машины остались бы одни колеса. Еще запомнился вечер накануне перемирия – в тот день я впервые услышал, как работает реактивная артиллерия полными пакетами. До этого что наша сторона, что «товарищи-революционеры» стреляли не полными залпами. Но перед перемирием, с 18-ти часов до 24-х, их артиллерия работала полными кассетами. Ровно в 00.00 все закончилась – наступила непривычная тишина. Все это время мы провели в дверных проемах на лестницах. Потому что там больше шансов выжить, если вдруг прилетит. Ведь по данным разведки, наша позиция была одной из целей их артиллерии. Чего греха таить – было страшно. Все мы живые люди, а не боятся только дураки.

– Вы видели разницу между тем, что показывали на ТВ, и тем, что происходит на самом деле?

– Помню, как-то в зимний солнечный день, когда было тихо, ни одного выстрела, звонит мне жена. И говорит, что по телевизору показывают, что начался обстрел Счастья, по городу утюжат, от него ничего не осталось. А тишина с ночи была абсолютная! И такие ситуации  были не раз… Увы, информационную войну мы как проигрывали, так и проигрываем. С украинским телевидением большая проблема даже на расстоянии 80 км от линии разграничения: показывают 2-3 телеканала. И в то же время хорошая антенна может ловить с десяток российских. А у них информация в одном русле: каратели и бендеровцы. Кто не бендеровцы – те детей едят.

Первый в списке на прокурора

– Вы брали участие в конкурсе на должность прокурора Кременчуга. Как, по-вашему, был ли он объективным?

– Да, первые три этапа полностью исключили влияние человеческого фактора, это было онлайн-тестирование. Оно включало тесты на знание юриспруденции, общие умения, психологические тесты. По итогам 3 этапов я оказался на первом месте. К четвертому этапу – собеседованию, были допущены 16 человек. Комиссия состояла из семи человек, четверо из них – представители Генпрокуратуры, трое были назначены Верховной Радой. По итогам собеседования я занял 7 место.

– Вы были этим удивлены? Ведь до этого были на первом …

– Я не строил особых надежд по этому поводу – как говорится, хочешь насмешить Бога, расскажи ему о своих планах. Но когда я шел на собеседование, уверенности было, наверное, немного больше из-за первого места в рейтинге.

– Сейчас вы работаете в прокуратуре Кременчуга?

– Да, я остаюсь сотрудником прокуратуры Луганской области, но прикомандирован к прокуратуре Кременчуга.

– Считаете ли вы, что нужно менять систему правоохранительных органов, и если да, то что именно?

– Про систему говорят много плохого, ее принято ругать. Но никто не замечает положительных моментов. Даже в мелких бытовых ситуациях, если жена поругалась с мужем, она обращается в милицию. И помощь воспринимается как должное. Но правоохранительные органы сами виноваты, что  потеряли уважение и позитивный имидж силовиков не формируется. Хотя я, например, знаю трех милиционеров из Луганска, с которыми тесно общался еще до войны, и они пошли добровольцами. Причем – в боевые бригады, которые постоянно на передовой. Один из них стал заместителем командира одного из добровольческих батальонов. И люстрация не была поводом для этих людей. Хочу добавить, что сейчас принято ругать систему, но ей никто не помогает. Как в каком-то старом кино: милиционер подходит к толпе зевак, спрашивает, кто свидетель. И раз – толпа рассосалась. Люди считают, что милиция, прокуратура все должны сделать сами. А к ним можно просто повернуться спиной…

Пользуясь случаем, Алексей решил передать привет своей старшей дочурке – Марии, ученице третьего класса. Машенька! Мы тоже всей редакцией передаём тебе привет. Уверены, когда вырастешь, ты будет отличным ветеринаром – не зря сейчас так любишь животных. Желаем быть самой сильной в классе по математике и успехов тебе в изучении английского. Кстати, недавно семья Алексея пополнилась – Александре скоро исполнится 3 месяца. Расти крепкой и здоровой, красавица!