«Мы восстановили армию, но она опять совкового типа»

Сергей Калиниченко – руководитель не только городской, но и областной федерации карате Годзю-рю и Кобудо. В прошлом году он оставил преподавательскую деятельность и отправился на войну. Поехал в АТО добровольцем от «Правого сектора».

– Я мечтал стать военным еще в школе. Но закончил ее в начале 90-х, тогда эта профессия казалась малоперспективной. Когда только начался Майдан, мы отправились в Киев. А потом мы с друзьями из «Правого сектора» приняли решение отправиться на войну. Сперва попали на учебную базу в «Десну». Мои знания рукопашного боя сразу же оценили: уже через неделю, будучи курсантом, я, в то же время, был инструктором по рукопашному бою и ФИЗО. Побывав в АТО, я потом еще долгое время был инструктором, подготавливал бойцов. Сейчас тоже приглашают вести семинары.

– Помните свой первый обстрел?

– Когда мы только въехали в Пески, услышали, как заработал крупнокалиберный пулемет. Неопытный водитель остановился, испугался, на него стали орать, чтобы ехал быстрее. Потом стали прилетать мины: ребята поопытнее, которые там уже жили месяц-другой, скомандовали нам: «Бегом пригнулись и побежали!». Бежим мы вдоль забора, оборачиваемся, а все остальные на нас просто смотрят. «Бегаете хорошо!», - пошутили они над нами. Комбат «Черный» объяснил, что не от каждой мины нужно прятаться: нужно вслушиваться, куда она летит. И самое главное, говорит: «Ту, которая прилетит к вам, вы не услышите». После обеда поехали в аэропорт, я был в разведке. Были обстрелы, но не было штурма с привлечением танков. Моя задача была принимать по рации информацию – например, летят «грады» и передать нашим, чтобы укрылись в подвале. Кстати, когда мы приехали в аэропорт, никто не думал, что там начнутся серьезные боевые действия. Пробыли там почти 7 дней, а после нас ввели штурмовую группу. После нас уже новичков в аэропорт не отправляли, только тех, кто уже участвовал в боях.

– Какой бой у вас был самым сложным?

– В предпоследний день на «Еноте» - это укрепобъект в Донецке – очень серьезный штурм был, бой длился 7 часов. Два танка нам не давали выехать. Мы отстреливались из гранатометов прямо из окон. У нас загорелась крыша, на первый этаж невозможно было выйти из-за обстрелов. На втором все было в дыму, началось отравление угарным газом. Получалось, или сгореть, или выйти под обстрел. На выручку подъехал на танке «Адам» - он поджег один танк, второй развернулся и убежал. Потом подтянулись две «брони» и мы в них сели уехали, доложили, что опорного пункта уже нет.

–Многих товарищей довелось потерять на войне?

 - В «Еноте» мне в первый раз пришлось выносить погибшего. Это был спецсназовец. Их было мало, они приезжали, контролировали, как мы воюем. Один из них как сидел у окна - так и остался. Думали, что просто наблюдает, а оказалось, он уже убит. Несли его, надеялись, что ранен. Я разрезал на ходу бронежилет, а оказалась, что снайперская пуля попала прямо в горло, это уже «200-й». Потом подъехал БМП, мы его втащили. Все было залито кровью. Было жутко. И это был мой первый бой. Когда мы вернулись, наши командиры, один из них воевал во Французском легионе, по 10-ти бальной школе оценили бой на 8 балов. Всего потери «Правого сектора» в Донецком аэропорту – три человека. И всех их я знал по «Десне», когда работал инструктором. Одного из них очень уважал. «Северу» было лет 18, но поразило, что такой молодой парень был настроен настолько решительно и бескомпромиссно. Столько уверенности в своей силе и правоте. Он просто творил чудеса.

- Не возникает ли психологического барьера, когда сам стреляешь? Ведь на той стороне живые люди, которые погибнут от твой пули…

 – У меня такого не было, и не слышал, чтобы это кого-то тормозило. Наоборот, появляется желание выжить. А чтобы выжить, приходится убивать. Хотя, уверен, у «Севера», было больше решительности.

«Добровольцев выжили с передовой»

– По сравнению с подготовкой ВСУ, мы были спецсназом. Запомнилась моя первая боевая ночь, заходим мы в башню (в Донецком аэропорту – ред.). Подходят к нам военные: «Правый сектор, вот это вы молодцы! Теперь нас отсюда точно не выбьют». Мы переглядываемся, потому мы новички. Подбегает ко мне пожилой мужчина, лет за 50 с гранатометом и спрашивает: «Ты умеешь стрелять»? Я отвечаю, что еще не стрелял, но теоретически знаю как. Он мне говорит, что в первый раз видит гранатомет. Вот такая подготовка в армии. Хотя не скажу, что у всех – есть и очень подготовленные. Обиднее всего то, что мы восстановили армию, но она опять совкового типа. Когда работают количеством, а не качеством. Солдаты просто бьют в баклуши, а учатся – во время боя. В «Десне» солдаты к нам просились пройти подготовку, незаметно, чтобы не дразнить своих командиров. Мы учили их тактике, зачистке – их этим вещам не учат. Я надеялся, что государство поддержит добровольческое движение, сделает его костяком армии. Но пошли другим путем. И сейчас мотивированных, получивших опыт добровольцев – не только «Правый сектор», но и «Азов», «Донбасс», «Айдар» - выжили с передовой. Создали такие условия, что люди возвращаются домой, к семьям, потому что нет смысла сидеть там и ничего не делать.

- Почему так?

– Думаю, новая власть не поверила в силу новых, проснувшихся людей. Она наверняка колебалась: сделать ставку на добровольцев, дать им финансирование и создать профессиональную армию, или использовать их как пушечное мясо, прикрывая рубежи, пока восстанавливаются запущенные ВСУ. Ведь добровольческим батальонам давали самые сложные места. И мы их охотно брали. Но если раньше было слаженное взаимодействие между нами и ВСУ – например, 93-я бригада прикрывала нас техникой, то сейчас такой слаженности уже нет... Но в итоге сделали как в 41-м году: мобилизация – и всех под ружье. Видимо, такая армия была выгоднее: если бы правительство реформировало ВСУ, то они должны были бы радикально изменить и себя.

– Часто ли вы сталкивались с тем, что в войска мобилизовали тех, кто вообще не хотел идти в АТО?

– Процентов 80 – это то, что мы называем «ватой». У них нет видения, почему идет война. Нет идеологического самосознания. Если бы, скажем, нам не удалось отстоять Харьковскую область, то они бы сейчас воевали на другой стороне. Потому что так пришла повестка от ВСУ, а так бы – от ДНР. Большой процент инертных людей.

– Если толк от такого солдата, которого отправили по принципу или война или тюрьма?

 – Со временем боевая обстановка делает из человека и патриота, и хорошего солдата.

«Армия учит выживать»

- Наверное, это очень резкий контраст, когда из горячих точек попадаешь в регионы, где, кажется, люди и не понимают, что в стране война…

–Год назад люди были более мобилизованы. Когда я приезжал раньше, то чувствовал больше поддержки. Уже не так помогают волонтерам финансами. Люди начинают уставать от войны, у них опускаются руки и это тяжело воспринимать. А то, что в мирных регионах не ощущается война, это должно не расстраивать, а воодушевлять солдата. Потому что, благодаря ему здесь люди могут гулять свадьбы.

– Сейчас вы вернулись и вновь приступили к тренерской деятельности. Что-то измените в системе тренировок с учетом военного опыта?

– Что касается спортивной секции и традиционного боевого карате, то нет. Но когда я попал в «Десну», там попросили составить программу подготовки бойцов, которую можно было бы усвоить за короткий период времени. И я ее сделал такой, чтобы использовать ее можно было независимо от возраста и весовой категории. Например, даже 69-летний дедушка смог ее освоить. Раньше я пробовал создать военно-патриотический клуб, но отклика это не нашло. А сейчас такая тема вызывает большой интерес, и мы вернулись к идее создания клуба. Я накопил богатый учебный материал, много вещей, которыми хотелось бы поделиться. Думаю, кроме рукопашного боя, будем обучать сборке-разборке учебного автомата Калашникова, обязательно введем холодное оружие. И хочу обратиться к молодежи: нужно заниматься спортом и не избегать армии. Если война вдруг, не дай Бог придет сюда, никто не убежит. Нужно становиться воином – армия учит выживать.